Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ага, разберутся! — ядовито заметила Вера. — Пока я вижу, что Павла арестовали за убийство Катерины, хотя на время его совершения у него железное алиби. Да и убийство Светланы он не мог спланировать заранее. Она к тому моменту уже неделю в квартире не появлялась и не звонила. Откуда он мог знать, что в этот вечер она туда придет?
— Катерину он не душил, это точно, — согласился Олег. — Но вот нанять киллера, чтобы избавиться от надоевшей любовницы, вполне мог. Эту версию следствие сейчас и прорабатывает. А что касается Светланы… Вентиль на газовой плите в квартире Молчанских был открыт. Это уже установлено. Последним в квартире с утра был Павел. Уходя, он мог повернуть газовый кран, чтобы газ помаленьку собирался в квартире. Уборщица в этот день прийти не должна, она была накануне. Сам он придумал повод уехать на дачу, да еще не один, а с тобой как со свидетелем. И вполне мог как-то вынудить Светлану отправиться домой.
— Ты все-таки считаешь его убийцей? — В голосе Веры послышалась горечь.
— Я не считаю. Я формулирую все варианты, — серьезно ответил Асмолов. — А ты упускаешь еще одно обстоятельство.
— Какое?
— Если твой Молчанский ни при чем и ему действительно объявлена война, то в этой войне могут и убить. Он умудрился остаться в живых при двух взрывах, но в третий раз ему уже может так не посчастливиться.
Ужас, зародившийся где-то в голове, приподнял корни Вериных волос, стек по шее, оставляя на ней неровные красные пятна, пробежал мурашками по рукам и холодком по спине.
— И что? — спросила она хриплым шепотом.
— А то, — со вздохом ответил Олег. — В СИЗО сейчас Молчанский, ей-богу, в большей безопасности. Так что я бы на вашем с Аркашкой месте вовсе не стремился доставать его оттуда.
* * *
Когда-то очень давно на одной из дружеских вечеринок, на которые в молодости попадаешь неисповедимыми путями, сидишь в толпе малознакомых людей, и поешь хором песни, и споришь до утра до хрипоты, и тебе и вкусно, и интересно, и комфортно так, как будто вы всю жизнь провели бок о бок, Вера разговорилась с бородатым парнем, оказавшимся профессиональным психологом.
В их город он приехал на какой-то семинар, в компанию был приведен кем-то из коллег и тут же брошен на произвол судьбы и случайных собеседников. Таким собеседником и оказалась Вера Ярышева. Спустя годы она помнила, как он рассказал ей, что реакций на стрессовую ситуацию существует немного — всего-то три.
Первая — самая простая и наиболее распространенная. Пасть духом, опустить руки, в отчаянии рыдать над незадавшейся судьбой в неимоверном страхе перед будущим. Вторая — впасть в категорическое отрицание возможности неприятного события. Твердить, что ничего страшного не произошло, что делать ничего не надо, что проблема рассосется сама собой, тем более что и проблемы-то никакой нет.
И третья — развить бурную деятельность по ликвидации последствий того, что случилось, а заодно и того, что может произойти, пусть даже только в теории. Совершать массу действий, куда-то ходить, кому-то звонить, организовывать время и пространство вокруг себя, бороться, не сдаваться, поднимать как можно больше шума. К этой третьей категории психологических типажей Вера не без оснований относила и себя.
Именно поэтому совет, данный Олегом Асмоловым — положиться на правоохранительные органы и адвоката и ничего не предпринимать самой, — был, конечно, совершенно правильным, но в ее случае бесполезным и невыполнимым. Ничего не предпринимать, ждать, пока восторжествует справедливость, и ничего для этого не делать было не для Веры. И поступать так она не собиралась.
Выйдя от Асмоловых, она поехала домой. Родители не могли быть не в курсе случившейся в «Зеленом городе» трагедии, а значит, не могли и не волноваться. Несмотря на то что Вера предупредила их, что у нее все в порядке, она знала, что они все равно переживают за свою дочь и с нетерпением ждут дома.
Так и было. Отперев входную дверь, Вера ощутила стойкий запах валокордина и страдальчески поморщилась. Значит, папе снова было плохо. Слабое здоровье отца было постоянным источником для ее волнений. Они ждали квоту для операции на сердце, поскольку отец категорически отказывался, чтобы дочь залезала в кредиты, будучи уверенным, что государство придет ему на помощь. Вера на государство надеялась не слишком, но перебороть сопротивление отца не могла, тем более что каждый подобный разговор заканчивался новым сердечным приступом.
Она разделась, стараясь делать все тихонечко, и прошла на кухню, где мама стояла у плиты, готовя обед на завтра. Та при звуке шагов дочери обернулась, подбадривающе улыбнулась, мол, ничего страшного, обошлось на этот раз.
— «Скорую» вызывали? — спросила Вера, присаживаясь за стол.
— Нет, сами справились. Разволновался он, как по телевизору про взрыв сюжет посмотрел. Там же ужас что показывали. Дом этот с зияющей раной, кирпичи торчат, люди полуголые на морозе. Ты же знаешь, как отец такие вещи близко к сердцу принимает, а тут еще про твоего шефа речь. А значит, и тебя касается. Давление подскочило, сердце заболело, но ничего, все позади.
— Сейчас папа спит?
— Да, уснул. А Илюшка кино смотрит, в наушниках, чтобы деду не мешать. Ты сходи, поздоровайся с ним, а то он так тебя ждет. Волнуется тоже. Все мы за тебя переживаем. Ты как, держишься? Очень ужасно было?
— Совсем ужасно, мам, — призналась Вера. — Светлана погибла при взрыве, а Молчанский арестован по подозрению в убийстве. Точнее, сразу в двух.
— Глупости это все! — решительно отозвалась мама. — Не такой он человек, чтобы кого-то убивать. Характер у него сложный, так успешные и талантливые люди не могут быть простыми. Это аксиома. Но он не убийца. А раз так, значит, все разъяснится рано или поздно.
Вера благодарно улыбнулась матери. Никто, кроме нее, не мог так четко и здраво формулировать ее собственные мысли. И такую поддержку, как от мамы, она не получала нигде и никогда.
— Мам, я должна ему помочь, — сказала Вера. — Я понимаю, что это странно звучит, тем более про такого человека, как Молчанский, но он никому больше не нужен так, как мне.
— Ну раз должна, значит, помогай, — спокойно отозвалась мама.
— И ты не будешь меня отговаривать? Утверждать, что это опасно? Волноваться?
— Волноваться буду, отговаривать — нет. Во-первых, это бессмысленно. Ты все равно не послушаешь. Во-вторых, ты у меня выросла разумная, неправильно не поступишь и глупостей не наделаешь. А в-третьих, людям надо помогать. Вот и помогай.
— Спасибо, мамочка! — Вера вскочила, подбежала к матери, зарылась носом в ее волосы, пахнущие корицей, ванилью и немного валокордином. — Я тебе обещаю, что я не наделаю глупостей.
Оставшееся до сна время она провела с сыном, читая ему вслух про приключения Тома Сойера и Гекльберри Финна. Сын такое времяпровождение просто обожал, и, читая, Вера чувствовала, как спадает с нее напряжение последних дней, как стекает и растворяется усталость. Что бы ни сулил ей день завтрашний, сейчас она была абсолютно спокойна и готова к тому, чтобы совершить невозможное.